А вот и текст по мотивам тарской поездки: Омское бизнес сообщество заинтересовалось туристическим потенциалом Тарского района Омской области. Пока теплоходы и автобусы еще не понесли на своих бортах жаждущих отдыха туристов, я решил прогуляться по Тарским улицам вечером выходного дня, и осмотреть ближайшие – по тарским меркам – окрестности города не испорченные туристической толчеей и гамом.
Тара. Воскресенье. Вечер. Над городом свинцовая тяжесть опухшего от воды неба. Под «свинцом», словно раздавленные его тяжестью, дома – памятники то ли истории, то ли сибирской архитектуры: разъехавшиеся бревна, заваленные стены, занавески на окнах светятся серыми пыльными нитями, лениво пропуская тусклый свет энергосберегающих ламп. Центр города пустынен. Для занесенного сюда каким-нибудь необъяснимым вихрем столичного жителя Тара показалась бы тем самым местом, от которого произошло понятие «пустынник» применительно к человеку, выбравшему уединение ради спасения души. Прохожие редки. Проходят торопливо, опасаясь встретиться взглядом с таким же встречным, словно боятся потерять достигнутый аскезой душевный покой. Но все обман. Беспокойно в центре Тары в Доме Культуры. В ДК рок концерт. Вахтерша обеспокоена регулярными позывами молодых поклонников рок музыки к мочеиспусканию. Мочевые пузыри тарской молодежи отвлекают ее от чтения любовных историй. Ее крест – тушить взгляд до непроницаемости пока глаза переключаются с ярко иллюстрированной газеты на просителя ключа от туалета. Либидо вахтерши сменяется мартидо под шум падающих в писсуары струй.
На втором этаже концерт. Музыканты и слушатели, судя по обилию обуви перед дверью, скрывающей рокеров и скрадывающей звуки ненастроенных инструментов - без креста. На двенадцати квадратных метрах человек с тридцать. Дышать нечем, да и незачем. Кислородное голодание быстро отключает раздражители, реагирующие на плохой звук и неразборчивое пение. Все становится прекрасным. Но почему у слушателей и музыкантов застывшие лица? Испуганные подростковые взгляды торчат поверх натянутых до самого носа воротников олимпиек модных спортивных брендов. Рок музыкантов в Таре много, но отличить рокера от гопера – не реально. Лишь одна девушка Ульяна (пусть у нее будет такое имя) являет собой стилистическую смесь металлиста, панка и гота. Ее сразу видно в толпе слушателей, и ей не страшно. Получить за «выпендрежь» в Таре – это как два пальца об асфальт. Ульяна мечтает ухать учиться в Омск, где по ее представлениям культура и цивилизация на высоте. И она, безусловно, герой. У ее родителей нет денег, чтобы дочь могла вообще хоть когда-то выезжать в Омск, поэтому учеба в городе – это уже «Прощай Тара!» навсегда. Она так решила. «Омск. Омск», - то и дело этот город звучит из уст сменяющих друг друга молодых музыкантов в носках с дырками на пальцах. Омск – это мантра и молитва, такая же, как «Тара» для еще не спившихся жителей деревень Тарского района. Интересно, что, после того как все активное поменяет места обитания, выпадет в осадок?
Вдоль главных городских дорог жизни больше. Есть в Таре культурные центры без вахтерш и туалетов – это бесчисленные городские магазинчики. Водка, пиво, закусон. Туалет везде. Возле одного из таких магазинчиков небрежно паркуется карета скорой помощи. Молодой доктор забегает в магазин. Дозаправка. Дежурства трудны. Будущее туманно. В Тарском районе количество больных подлежит резкому сокращению, в геометрической прогрессии, но пропорциональное сокращению медиков - специалистов. На скорую помощь скоро в Таре посадят фельдшеров, в задачи которых будет входить определение кого куда везти, кого в больницу, а кого в морг. Модернизированная Россия обойдется без больных и врачей. Да и население дотационного Тарского района для областного и прочих бюджетов – лишь обуза. Крапивинское месторождение подарило Таре лишь вертолетную трескотню и здание бывшего офиса дирекции месторождения. Пустые флагштоки, на которых некогда красовались флаги РФ, Омской области и Сибнефти, теперь словно памятник трем утонувшим рыбакам, оставившим на берегу свои удочки. И будто в подтверждение этой догадке на столбе электропередач в плотном окружении кустарника табличка с перечеркнутым пловцом «Купаться запрещено». Во дворе бывшего офиса, ныне Школы искусств, разбитые и покореженные фонари подсветки. Теперь, после кончины надежд на «Крапиву», в Таре лишь учение – свет. Но это свет тот, что по эту сторону тоннеля, на том конце его никто не ждет увидеть. Взрослые тарские мужики судачат, что городу – хана: «Газовую контору ликвидируют, переводят в подчинение в Большеречье, Тарский район, слышал, тоже соседям отдадут». Вросших в город тарчан это еще заботит. Жителей близлежащих деревень подобные вопросы волнуют мало.
Молодежь близкого к Таре Нерпинского кордона в воскресенье весела. По пять человек на чихающий мотоцикл «Урал» с люлькой, трехлитровка самогона, и айда бороздить проселок между кордоном и самой Нерпинкой. Моторный рев в перемешку с матюгами то стихает, то нарастает снова. По проселку хорошо гонять только между поселениями. В самой Нерпинке проехать трудно и на трезвую голову. Бурьян стоит с человеческий рост, затянув бывшие когда-то дороги, которые теперь уже никуда не ведут. Бурьян начинается сразу за воротами домов, к которым не тянутся провода от столбов с электричеством. Платить многим и многим нерпинцам за электричество нечем. Поэтому, электричество здесь воруют хитрым способом, о котором в интересах спивающихся, но не сдающихся унынию нерпинцев придется умолчать. Пьют в Нерпенке все, и много. Магазин живет на алкоголе. Пенсионерам отпускают в долг под пенсию. Но пенсии часто не хватает на погашение долгов, и пенсионеры превращаются в пионеров, прячущихся от хулиганов.
В Нерпенке поселилась героиня одного старого ореольского очерка баба Лена. У бабы Лены есть имя и отчество, и старухой она не выглядит, но зовут ее все так. Баба Лена много лет прожила в одиночестве в тайге, потом перебралась к добрым людям в Тару. Но не смогла долго жить в обществе, и снова ушла в землянку. А из землянки опять отправилась к людям. Теперь баба Лена имеет свой дом, который ей купила сердобольная продавщица магазина, куда баба теперь Лена должна за прежние отоварки. За домик баба Лена тоже должна. Еще будет должна печнику, которого придется нанимать, чтобы переложить к зиме печь. О долге в Нерпинке знают все и не понаслышке. Долг здесь как надежда на светлое будущее, повязал всех еще не вымерших и не уехавших. И никому невдомек, что возврат долгов всех всем ничего не изменит. Но наступает темнота. Отсутствие света прячет все разбухающее небо, рождая иллюзию мягкости над головой. Сквозь окна видно как по стенам домов мечутся разросшиеся пьяные тени в свете мерцающего пламени свечи похожие на демонические наваждения. Выходной воскресенье сменится новым выходным – понедельником. Тяжелый день принесет тяжесть в голове. В нерпинском магазине выходной понедельник, но возможна брага в кредит из местных «винных домов». Значит, жить еще можно, жить и надеяться на возврат долгов, на Тару, на Омск, на волшебника в голубом вертолете. Но после опохмелки включится мозг, и задумается о способах напиться. И короткий миг надежды погаснет в сердцах тарчан, нерпинцев и многих прочих жителей Тарского района, сменившись радостью «бытия» и спасительной мыслью, что жизнь – не зря, ведь есть что вспомнить…
