Ирина Черказьянова – «Кулай в документах и лицах»
Читатели, вероятно, помнят мою прошлогоднюю публикацию «По следам кулайской трагедии». Думать так меня заставляет не чрезмерная самоуверенность или бахвальство, совсем нет. О том, какой резонанс этот материал вызвал у вас, читателей, заставляет думать редакционная почта. Десятки людей, которых задел за живое документальный рассказ о трагедии спецпоселенцев Кулая, обращались к нам практически весь этот год. Читатели добавляли новые подробности, просили дополнить рассказ… Что может сделать журналист?.. Трагедия Кулая – не досужий вымысел, который можно пополнять бесчисленным количеством понравившихся публике серий. О таких моментах прошлого можно разговаривать только языком документа. Нужно слушать очевидцев. И тех, и других осталось мало. Но всё же… Стараниями работников государственного историко-литературного музея, которым, пользуясь случаем, автор выражает искреннюю признательность, из архивной пыли извлечён документ, который до крайности поразил. На старой альбомной карточке – надпись (дословно):
«На память лучшему из друзей в жизни и по службе Гоше Чукрееву и его Аничке от начальника Кулайской комендатуры ОГПУ. 16.IX.30 г.
Васюган для нас политшкола, мы участники ликвидации кулачества «как класса», перевоспитания его в трудовой народ, а тяжести переживания дали закалку нашим организмам».
Вот такой экспромт.
Следы автора этих строк, А. Короткова, затерялись. А передал фотографию музею поныне здравствующий комсомолец 30-х годов Г.К. Чукреев, один из членов отряда специального назначения, отправленного на Кулай для встречи и охраны раскулаченных крестьян… Его рассказ, записанный мною, мы и предоставляем сегодня на читательский суд. А чтобы избежать возможной полемики – ещё с одним документом, который тоже пока читателю не знаком, – актом обследования Верхне-Васюганского (Кулайского) района (по времени он совпадает с событиями, описанными Г.К. Чукреевым). Не удержусь от комментария. Хотя сегодня будет представлен сокращённый вариант этого документа, читатель сможет оценить, сколько мужества потребовалось участникам обследования, чтобы составить такой акт обследования. По тем временам просто крамольный. И даром для некоторых участников проверки это не прошло. Впрочем, - это тема особого разговора. А сейчас – Кулай. В документах и лицах.
"Борцы" с кулачеством Г.К. Чукреев и начальник ОГПУ Кулайской комендатуры А. Коротков. Дата - 16 сентября 1930 г. Из фондов БУК Омской области "Омский государственный историко-краеведческий музей". Источник.
Рассказ Г.К. Чукреева
Мне довелось участвовать в хлебозаготовительной кампании 29-го года, ещё до раскулачивания. Вот как это было. Я не работал в органах, просто в 29-м году меня вызвали со спирто-водочного завода «Ценроспирта», где меня знали как комсомольского активиста, в губком комсомола. Проинструктировали, я понял, что задача была такова – распространение акций среди крестьян на покупку тракторов. Послали, помню, нас на север. Меня – в Большереченский район. Там я месяц и пробыл. Собирал актив комитета бедноты, учителей.
… Один раз собрание нам сорвали кулаки и подкулачники, они были против покупки тракторов. Мы убеждали, вместе работали-пахали, и тут у нас чуть было второй раз не сорвалось. Кто-то пустил слух, будто хлеб от трактора пахнет керосином. Ну что за ерунда, стали убеждать, что это не так… Потом разгорелись кулацкие выступления – восстали Седельниковский, Усть-Ишимский, Муромцевский районы, Тара была окружена. Это были настоящие мятежи, организованные бывшими белогвардейскими офицерами, оставшимися в деревне в качестве учителей, писарей, кооператоров.
… А Кулай мы организовали, ребята из нашей группы. Не я лично, я был простой стрелок… Перед самой отправкой нам пришла шифровка – прибыть на место в такой-то квадрат. Зачем, что – никто не объяснял. Ну, старший по фамилии Масалов, комендант ОГПУ, конечно, знал. А нам не говорили. Сашка Коротков, мы с ним в комсомоле были, уполномоченным ОГПУ назначен. Ещё с нами отправился наёмный радист, его рекомендовал начальник спецсвязи ОГПУ, ещё несколько человек – у меня они все на фотографии есть. Дали нам проводников, отправились. Куда и зачем – не знаем.
В начале марта 1930 года добрались до места, там никого ещё не было. Потом приказали встречать обоз, подготовить складские помещения. Топоров у нас не было, то есть они были, но мало на тридцать-то с лишним человек. На снегу спали.
В марте же 30-го пришла первая партия кулаков. Не помню точно сколько… где-то около сотни.
Две недели мы жили прямо на снегу. Большие костры жгли. Целый день топим-топим. Расчистим на ночь, хвои положим, полушубки – тепло было, не замерзали. Снег-то в тайге глубокий, метра два. И ветра нет. Сделали просеки, стали ставить шалаши, на ночь выставляли «секреты».
Первым комендантом на Кулае стал Масалов, а уполномоченным ОГПУ – Саша Коротков, он на нашей фотографии в форме ОГПУ. У него их было две, одну он дал мне пофорсить. Вот поэтому на фотографии я тоже в форме.
Г.К. Чукреев, 1978 г. Сотрудник ОГПУ, работник Кулайской комендатуры. Из фондов БУК Омской области "Омский государственный историко-краеведческий музей". Источник.
Везли на Кулай со всех районов. Казахи приехали, привезли с собой юрты. У них и печки были. Постелят кошму – тепло… Масалов приказал мужчинам идти делать общие шалаши, а женщин, которые приехали с маленькими детьми (были и с грудными), поселили в юрты. К весне уже стали строить дома.
Везли кулаки с собой какие-то припасы. Летом мы выдавали им одну пшеницу. Норму, правда, не помню. Стали знакомиться между собой. Я, например, помню одного ссыльного, у него была непростая история. Он – бывший штабс-капитан царской армии, во время войны перешёл к красным. В органах ЧК работал, был членом партии. Потом стал учителем в школе, и как бывший офицер, оказался зачисленным в кулаки. Я его и потом, уже в Омске, встречал, жаль, не помню его фамилии.
При мне освободили одного мужчину. (Да, случалось и такое, на Кулае освобождали). Он был сослан за эксплуатацию чужого труда. А если разобраться… Был у него годовалый ребёнок, жену увезли в Тарскую больницу. Подошло время сеять, вот восьмилетняя девчонка и сидела с его ребёнком… Много было такого. Ужас там был. Не знаю, что уж там происходило, нас сменила милиция. Бежали оттуда, конечно. В основном, молодёжь. Но были болота… вот я сам, меня с пакетом отправили в Тару, дали проводника. Он один дорогу знал. Весной, когда растаяло, наставил там вешек. Три километра болот я шёл четыре часа. А люди дороги не знали, тонули в болотах. Я сам то руку, то ногу, торчащие из трясины, видел. Сейчас понимаю, что там, наверно, нефть была, газы какие-то. У многих наших ребят кровь носом шла.
Кулай на карте Омской области
К спецпоселенцам в нашей комендатуре все хорошо относились. Работали они, строили себе дома, амбары построили. Место было хорошее там. Такая высота… расчищали земли, чтобы пахать можно было. Рыбы много, хоть руками лови. Перед болотами были хутора латышские и эстонские. В одном из них у нас склад боеприпасов, продуктов. Отсюда всё и возили.
Конечно, условия для жизни там были не совсем нормальные – тайга, болота. А туда же столько человек навезли – со всех районов. А нам приказано охранять. Пришёл однажды к нам человек и сказал, что нас, охрану, разоружить хотят. Нас разоружить могли свободно – отряд был небольшой. Если бы вся масса напала… А эти трое, вооружённые, что из-за болот пришли, хотели всю массу поднять. Коротков принял меры к их розыску, но не нашли. Коротков, кстати, и стал потом комендантом, а Масалова отозвали в Омск на должность коменданта охротдела ОГПУ. Знаю, что потом был он где-то в Новосибирске расстрелян как враг народа.
Сообщение заведующего фельдшерским пунктом в омский окрздрав о положении детей в кулайской спецпереселенческой комендатуре от 20 апреля 1930 г. Расшифровка.
За Кулай нам потом выдали большие деньги – с марта по сентябрь заплатили. Я в комендатуре отвечал за отпуск продуктов: грамотный был, раньше учился в кооперативном техникуме. Масалов выписывал, а я отпускал – блокнот у меня был. Отпускалась только пшеница. Что сами охранники ели? Рыбачили. Караулили, например, за медведем, пока он рыбу в кусты лапой выбросит, а мы подбирали. Рыбы там было много. Шишки, черёмуха, малина. Поселенцы стали делать себе огороды – кто-то семян, кто-то картошки привёз. Одна бабка два ведра картошки привезла. Одно съела, другое на весну, на посадку оставила.
Сообщение заведующего фельдшерским переселенческим пунктом в омский окрздрав о положении в кулайской комендатуре от 31 мая 1930 г. Расшифровка.
Ненависти к спецпоселенцам как к классовым врагам никогда и ни у кого у нас в спецкомендатуре не было. К тем, кто мятежи в Казахстане в 21-м устраивал, наших мучил – звёзды им на груди вырезал, на двух берёзах женщин живыми разрывал – к ним большая ненависть была, а к этим – нет.
Со слов Г.К. Чукреева.
Ирина Черказьянова. «Молодой сибиряк», 10 марта 1990 г.
Источник – st-efrem.orthodoxy.ru