Сазонов Кузьма Матвеевич и Сазонова (Старикова) Екатерина Павловна и их дети. Очень хочется сказать и о наших многочисленных родственниках из Омска. Это в основном врачи, преподаватели - большие любители оперного искусства. Когда кто-то из наших родных бывал у них в Омске, всегда заранее ими приобретались билеты в Омский оперный театр и ещё всегда были экскурсии по городу, в котором они долго жили и очень любили. Однажды и мы с Олей по их приглашению побывали в Омске. А когда омичи приезжали к нам, то с удовольствием ходили к реке, в нашу березовую рощу, а на дальних маршрутах в тайгу выручала наша Ласточка. У нас в семье выходы на природу любили все с раннего детства. Как я теперь понимаю своих родных младших братьев Валеру, Юру и Славу за их постоянную тягу к походам, особенно в наши Сибирские края. Будучи заядлыми туристами, они состояли в постоянной профессиональной группе в г. Калуге. В детстве же всё начиналось с походов к Иртышу во время ледохода, когда говорили, что река уже «вздулась» и можно было ждать, что лёд тронется. Уже на полпути по дороге слышался характерный шум и треск, а когда мы приближались к реке, можно было увидеть многое: плыли огромные льдины, иногда вздыбленные от затора и даже переворачивающиеся, а по руслу, кроме льдин, плыли временные рыбацкие избушки, а иногда и не успевшие уйти из застывшей реки животные: жеребята и даже коровы… Это было очень страшное зрелище, т.к. шансов на спасение их было мало, но иногда льдины приближались близко к берегу и шустрые жеребята успевали допрыгнуть до него… Летом мы часто приходили к реке: купались, ловили рыбу, готовили уху или варили молодой картофель. А однажды, когда забыли взять с собой походные вилочки, папа выстругал из веток белые палочки, которые послужили нам вилками. Как-то раз, когда огонь погас, старшие придумали перепрыгивать через костер. Всё шло хорошо, решилась и я (ещё дошкольница), но у меня не хватило размаха и моя правая нога угодила в край костра, смотревшийся как зола, а под ней были ещё горячие угли… Словом, я сильно обожгла ногу, которую поливали прохладной водой. Домой на плечах нёс меня Саша Лукашевич, т.к. нога была завязана тряпкой, которую периодически смачивали водой. В воскресные дни, обычно, мама готовила что-нибудь печёное: блины, оладьи или пирожки. Папа вставал тоже рано, ему и были первые блины, которые мама пекла на двух сковородках. После завтрака папа уходил во двор на свои строительные дела, а когда горка блинов была уже высокая – вставали ребята и тоже с удовольствием уплетали напечённое. Папа любил эти блинно-пирожковые завтраки и говорил маме: «Ну, Раюшка, постаралась». В доме не было каких-то разборов, ссор, родители говорили ровно, спокойно. Но одну «перебранку» мы все помним и поныне. Тоже в нерабочий день папа ушел по своим делам в квартиру, в которую мы должны были вскоре переезжать. А мы готовились ко дню рождения (не помню, у кого) и забыли, что нужно было принести папе обед, да и помочь. Но в суете подготовки, к приходу папы никто не пошёл к столу… И вот он, усталый, сердитый пришел сам и, конечно, высказал свою обиду, говоря: «В период всего дня ни один из вас не появился, не посчитал нужным принести мне воды, обед, да и так появиться»… и т.п. Нам было очень стыдно, день рождения прошёл не как обычно, а «так себе». Мама сказала, что вот это мы «наваляли дурака» (так говорят в Сибири), не вспомнили о работающем отце, а главное – во всём винила себя. Маленький Валера, слышавший эту ссору и все разговоры про наше неоправданное упущение, потом говорил: «Дом рождения дурака навалял». И эта фраза бытует до сих пор в нашей семье, если что-то не состоялось или изломалось. Кстати, Валера в те годы начал ходить в детский садик, но на первых порах ему там не нравилось. И вот он подошёл к водовозу (тогда возили для питья воду с Иртыша и этот возчик бывал с бочкой и у нас дома) и говорит: «Дядя, отвезите меня домой, я вам обязательно заплачу». А придя домой, сказал маме: «Сшейте мне штанишки с карманами, чтобы ничего не выкидывало». Видимо, он подумал о деньгах, которые нужны ему были для уплаты водовозу, если бы тот согласился отвезти его домой. Пришлось исполнить эту просьбу о карманах. Подробно о том, как жили наши маленькие братишки во время войны, что они перенесли, написала Оля в своем воспоминании. Очень тяжело вспоминать это… То, что я рассказала о своем раннем детстве, в основном связано с жизнью в нашем большом доме, который нам оставил дедушка Кузьма. К сожалению, многое изменилось с переездом нашей семьи в двухэтажный шестиквартирный дом по улице Свердлова №101.
Наша квартира из двух комнат была на первом этаже и заметно отличалась удобствами от родительского дома. Но постепенно привыкали к новому жилищу, а вот Ласточки пришлось лишиться… Нашлось место только для коровы – уже другой породы, статной, с белыми «носочками», норовистой. Но вот молока она давала меньше, чем Манька. Все равно мы были ей благодарны, т. к. она помогла нам выжить в военные годы. Самое обидное, что младшим братьям очень мало пришлось пожить в нашем уютном, светлом доме и у них в памяти о нём почти ничего не сохранилось. А случилось всё это из-за того, что соседствующий с нашим домом «Дом колхозника» имел малую площадь и его руководители уговаривали папу продать им дом. Вначале родители отказывались продавать, а позднее было решено купить дом поменьше, т. к. старшие дети уже уехали из Тары и вряд ли будут постоянно в нем жить, приобретя специальности, не востребованные в нашем городе. Был составлен договор о купле-продаже, оговорена стоимость и сроки выплаты денег. Но этот «Дом колхозника» вскоре разорился и не выполнил условия договора по расплате. Прошел не один год и папа подал иск о расторжении договора. Сначала иск был принят и суд отклонил претензии покупателя. Пошли пересуды… Это был конец 30-х годов. И все-таки, даже без полного перечисления денег за продажу, следующий суд принял решение в пользу покупателя. Дома же к этому времени сильно подорожали, и назначенный к покупке дом купить было уже нельзя. Может быть, я не запомнила всех деталей, т. к. была еще мала, но точно помню: папа говорил, что многие юристы считали, что все права на нашей стороне, но ничего не могли сделать… Постепенно обжили эту новую квартиру, тем более, что папа, умеющий все делать по дому, как смог, благоустроил «жактовскую» квартиру. Ребята всегда были с ним в его работах, и папа учил их тому, что сам умел. И они все перенимали. По-моему, трудно сказать, что они что-то потом не умели сделать. Все делалось хорошо. Не забросил папа и любимую рыбалку. Теперь его напарниками стали сыновья. Правда, это были нечастые выходы, т. к. папе приходилось работать не в одной организации, чтобы обеспечить семью. Но летом мы так же ходили в лес за грибами, ягодами и на отдых к Иртышу. Только теперь в дальние походы в таежный лес – Урман. Ходили за клюквой, брусникой, кедровыми орехами – не все, а только старшие. Это было далеко и пешком не всем было под силу. Словом, все шло своим чередом: дети росли, отец гордился и очень любил своих долгожданных сыновей. И все было бы нормально, если бы не случилось страшное: 22 июня 1941-го года по радио объявили, что началась война. Папа, только что пришедший домой, прослушав страшное сообщение, сняв кепку и бросив ее на стол, сказал: «Ребята, это – война, война тяжелая и долгая». И хотя он был давно уже непризывного возраста, ясно представлял, что будет со страной, со всеми нами, а особенно с нашими еще маленькими ребятами… В городе началось отправление на фронт добровольцев, их было очень много у военкомата, приходили даже семьями: и муж, и жена… Уезжали пароходами до Омска и мы провожали их до пристани. Со слезами провожали наших бывших десятиклассников… Город перестраивался на военный лад. В центре города была установлена большая карта страны, где ежедневно отмечались города, куда добрался враг. И было это тяжело осознавать, а мы, школьники, идя в школу, долгие дни переживали утраты… А потом отмечались города, откуда враг был изгнан, и это было великой радостью. Долгими зимними вечерами собирались все вокруг жарко натопленной печки, слушали по радио сведения Совинформбюро. Очень любили радиопередачи из Новосибирска о двух разведчиках, Шмелькове и Ветрякове. Это артисты Ленинградского академического театра имени Пушкина Борисов и Адашевский раз в неделю, словно бы приезжая на побывку с фронта, вели веселую, по-солдатски неунывающую беседу о фронтовых делах. И это прибавляло сил. Наша Катя, учившаяся тогда в шестом классе, вместе с одноклассниками участвовала в сборе теплых перчаток и рукавиц, которые вязали на дому бабушки и доставляли их на пункты отправки посылок на фронт. А мы, старшие школьники, все летние каникулы в 1942-ом, 43-ем и 44-ом годах работали на колхозных полях области. Порой работали до «белых мух» - так называли в Сибири начало снегопада. Было трудно всем и люди наши очень долго ждали открытия 2-го фронта. Он очень долго не открывался, хотя еще в 1943-ем году на Тегеранской конференции союзниками было принято решение о его открытии. Второй фронт открылся только в июне 1944-го года, когда уже почти вся наша страна была очищена от врага. Каково же было нашим военным и людям на оккупированной территории, если уже даже школьники далекого от пуль уголка страны мечтали об открытии 2-го фронта… А им тоже было трудно, особенно маленьким детям, хотя и не свистели пули… Война затянулась, а им нужны были продукты, им нужно было нормально питаться и расти… И вот подходит день встречи Нового 1945-го года. В доме почти ничего не было из продуктов, и вдруг всех удивила наша мама.
Сазонова Раиса Семеновна Она где-то раздобыла немного овощей: моркови, свеклы, картошки и др., отварила их и затем пропустила через мясорубку и на большом, овальной формы блюде, соорудила из этих длинных, разноцветных извилистых трубочек, перевитых из разноцветных овощей что-то, по форме напоминающее торт, да еще сверху добавила сметану. На вытянутых вверх руках она внесла свое яркое изделие, поздравив всех с Новым годом. Приунывшие было Валера, Юра и Славик оживились, обрадовались и, конечно, стали есть это «чудо» с удовольствием, восхищаясь маминой выдумкой и находчивостью. В 1945-ом году радовались Победе, даже наш тыловой, сибирский город почти весь собрался на главной площади; гремела музыка, все обнимались, плакали, целовались… Дождались, дождались Победы и не нужно было больше провожать на фронт наших десятиклассников!!! А это были 2 наших параллельных класса выпуска 1946-го года – первого года после окончания войны. В этом году предстояло покидать наш отчий дом и нам с Катей, двум младшим сестрам. Катя поехала работать в школу, в один из районов нашей области, закончив Тарское педагогическое училище. Отработав 3 года, в 1949-ом году она поступила учиться и закончила Костромской педагогический институт. А мне нужно было только начинать учебу. Я решила поступать в химико-технологический институт имени Менделеева в Москве. И еще из нашего выпуска в разные институты Москвы собрались 5 человек. И вот, где-то 20 июля 1946-го года мы выехали в Омск на пароходе по Иртышу. А в этот период с дальнего Востока шли поезда на Москву, перегруженные военнослужащими, едущими к месту жительства по демобилизации, т. к. война с Японией не состоялась. Приехав в Омск, мы поняли, что билетов на Москву до 1 августа нам не достать. А на вокзале нам посоветовали ехать товарным поездом, так называемым «500-веселым», иначе не успеть к началу приемных экзаменов в Вузы, начинавшимся с 1 августа. В обкоме комсомола, куда мы обратились, нам тоже дали бронь только на 1 августа… И мы решились ехать товарным… Пускали не в каждый вагон, они были перегружены, и наши ребята садились в разные вагоны, куда можно было протиснуться. Мы с одноклассником Володей Кузнецовым смогли забраться только на открытый тамбур одного вагона. Вскоре дали отправление. Это было приблизительно в 12 часов дня. Примерно в 22-00, доехав до какой-то станции, железнодорожники при обходе состава запретили нам ехать в тамбуре и мы оказались на платформе. Стали проситься в вагоны, но нас не принимали. Вдруг увидели не крытый вагон, а платформу с погруженной на нее грузовой машиной типа «Зис». Мы стали закидывать туда наши вещи, но их сбрасывали обратно. Вдруг появился военный в чине подполковника, тоже ехавший на этой платформе, который помог нам забраться, уговорил ехавших, что нужно же ребятам попасть на вступительные экзамены, и вот мы опять пассажиры. У военного место было на крыле автомашины, туда втроем мы втиснулись. После отправления состава наш спаситель достал из своих вещей крепкий «репшнур» и закрепил его в несколько слоев за выступы у автомашины, сделав типа «перил», чтобы было за что держаться и не свалиться сонным с платформы, ведь мы были у самого ее края. Так, за ночь, мы проехали почти все Уральские горы в паровозном дыму, когда проезжали тоннели… Днём, когда поезд остановился, мы помчались умыться и около кранов «вода», «кипяток» встретили своих одноклассников. Они привели нас в свой крытый вагон, в котором в сопровождении лейтенанта-якута ехала в Ленинград жена генерала с двумя детьми. Нас взяли туда с разрешения этого лейтенанта. Он был с оружием и в вагон лишних не впускали, говоря: «Вагон вооружен». Лейтенант организовал порядок в вагоне и строго следил за его выполнением. Нам повезло, что мы тоже теперь ехали со всеми и в крытом вагоне. По обеим торцевым сторонам вагона были нары или, точнее, деревянные настилы, на них сено, а на нем размещались люди на своих постилках и все наши шесть человек. Ехали долго, больше недели. Вместо 3,5 суток на поезде пассажирском… Мы благодарны якуту Саше, который охранял нас. Добрались мы до Москвы 30-го июля. Ночевали у знакомых матери Вовы Кузнецова, с которыми она заранее договорилась (где-то под Москвой). Утром 31-го июля поехали в свои институты. Мне сказали, что прием абитуриентов закончен, печатаются списки. Но, спросив откуда я, и узнав, что из Сибири, меня включили в списки на приёмные экзамены. Пока я оформлялась, приехал и Володя в Менделеевский, т.к. в Бауманском нет общежития. На другой день начинались приёмные экзамены, а нас направили в общежитие на Всехсвятском студгородке у метро «Сокол». В течение 10 дней мы сдавали экзамены и были зачислены на 1 курс института - МХТИ. Теперь у нас было время доехать до ближайших родственников. А денег у нас уже не было… Нам посоветовали отоварить продовольственные карточки селёдкой и продать её на Тишинском рынке, чтобы купить ж/д билеты: мне в Кострому, а Володе в Брянск, куда за это время переехали его мама и брат. Мама Володи – хирург и когда-то лечила нашего папу. Продавал селёдку Володя, как советовали, по 2-3 штуки, а с остальным товаром стояла я. Почему-то не разрешалась эта торговля и нас даже допрашивал милиционер: откуда товар. Женя и Оля, жившие тогда в Костроме в период моего «путешествия» к Москве, почти потеряли меня и подавали в институт запрос с оплаченным ответом (прибыла ли туда), в котором ошибочно был указан не тот номер их дома, поэтому мой ответ к ним не попал. И вот, купив на «селёдочные» деньги билет и заводную машинку для маленького племянника Фимы, я поехала в Кострому. Иду там по новому адресу, а там – школа! А потом по старому, полагая, что люди скажут, куда переехали Хазановы. Захожу во двор дома № 15, а женщина, идущая навстречу, видимо наслышанная о нашей истории и видя приезжую, говорит мне: «Вы не к Хазановым, а они вот сейчас в подъезде». Действительно, на площадке 2-го этажа стояла Женя, а эта женщина кричит: «Нашлась, нашлась ваша сестра!». На шум выбежала и Оля, а они уж почти и не верили, что я найдусь, повели меня к себе в квартиру и тут я расплакалась из-за всего пережитого и радости встречи. Они решили, что я плачу, что пропустила время приёма в ВУЗы и говорят, что можно ещё попробовать поступить в Медицинский институт в Ярославле, там недобор. Говорю сёстрам: «Сдала я все экзамены в Менделеевский институт и меня приняли»! И тут у всех был вагон радости! И только в Костроме я отошла от всего, что было со мной за этот месяц. Рядом были родные, чудесная квартира, уют и я впервые познакомилась со старшим и младшим Хазановыми: старшим - таким деликатным, с приятным тембром голоса и младшим - чудным мальчуганом 3-х лет! Словом, попала в рай. Одно только переживала, что нет писем из дома от мамы. После почти двухнедельного пребывания на «прекрасном отдухе» у родных в Костроме, я, приодетая, отдохнувшая, снабжённая хорошими продуктами отправилась на учебу в Москву. Меня даже не очень узнавали студенты, с которыми мы сдавали вступительные экзамены в институт. Говорили, что ты как в санатории побывала. Поместили меня не в студенческую комнату, а по традиции института, «на выживание» в бывший Красный уголок, где рядами стояли кровати. Их было 20 штук! У одной стены стоял большой стол, а нём много старых электроплиток, которые шнурами тянулись к трем розеткам. Газ, как мне помнится, проводили в Москву в 1947-48-ом годах и на доочистку выкопанных ранее глубоких траншей от различного мусора посылали и нас, студентов. Пришёл газ и в наше общежитие в эти годы. Все студенты в этом Красном уголке были из разных городов, с разных факультетов, все незнакомые, чужие. А по ночам периодически проводились проверки в нашей многонаселенной комнате: внезапно зажигался свет, все поднимались и предъявляли документы: то уводили каких-то девчонок с «веселым» нравом, то выясняли живших на оккупированной территории, то ещё кого-то искала милиция в присутствии коменданта общежития и самой ректора института Дыбиной. Начинать было трудно: то все плитки были заняты, то нечего было нести к плиткам… Главное же, меня беспокоило, что нет ответа из Тары на мои письма. Но вскоре приехала Женя в Москву с тяжелым сообщением, что папы нашего не стало, что он умер скоропостижно, возвращаясь с субботника, который был на другом берегу Иртыша… Ему и там было уже плохо. Переправившись через реку, его начальник посадил на прибывшую за ним подводу. И не успев поехать, папа вдруг сильно побледнел и повалился, произнеся только: «Привет семье»… Ему было всего 56 лет… Это страшное известие Женя специально решила сообщить мне на Курском вокзале, куда мы приехали встретить Аню из Кисловодска… Но всё равно мне было очень плохо, всё поплыло кругом и я решила срочно уехать домой. Женя и Аня мне этого делать не советовали, говоря, что специальности у меня нет и что вряд ли смогу облегчить жизнь маме с ребятами. Возвратившись в общежитие, я легла в постель, закрывшись с головой и плакала… Утром моя соседка по кровати, Лиза из Мурманска, спросила у меня, «что за горе у тебя приключилось?» Рассказала. Она тоже не советовала уезжать домой. Позднее мы поселились в одну комнату и были неразлучны, хотя учились на разных факультетах. Её разработки были оценены лауреатской премией и использованы в космонавтике. Вот так, неожиданно и очень рано, ушёл из жизни наш папа – добрый, отзывчивый, светлый человек, любивший своих детей, великий труженик, не жалевший себя во имя благополучия своей семьи и ещё не успевший получить от нас каких-то благ, т.к. никто из нас ещё не «встал на ноги» прочно: кто-то только учился или собрался учиться… Наверное, в тот миг, когда он произносил свои последние слова, терзался мыслью, что не успел вырастить своих долгожданных сынишек, не додал им своей любви, тепла, общения, в котором они всегда нуждались… Во время приезда Жени в Москву я познакомилась с сестрами Ани: Ниной и Фрумой, жившими на улице Кадашевской набережной, №26. У них была одна комната на 2-м этаже и она служила «перевалочной базой» для всех их родственников, живущих в Смоленской, Костромской и др. областях страны. Иногда возникали «заезды» сразу из многих мест (не сговариваясь!). И гостеприимные хозяева обязательно размещали всех. Тогда укладывали приезжих на пол даже под столом. Был ночлег всем, ужин тоже, а иногда до полночи все смеялись, обсуждая сложившуюся ситуацию. Я тоже частенько, особенно первые годы учебы, бывала у них по воскресеньям. Меня хорошо принимали, иногда выбирались погулять по Москве – ведь это был центр её; было очень приятно общаться с людьми, получившими университетское образование, хорошо знающими Москву, всегда доброжелательными. Позднее, когда мама и Оля переехали в Москву на ул. Косыгина, №7 (бывшее Воробьевское шоссе), стала действовать вторая «перевалочная база» для костромичей, калужан, обнинцев и др. (К сожалению, я в Москве уже не жила, уехала работать в г. Сталинград на Химзавод по распределению). Закончив 1-й курс, поехала домой в Тару на каникулы. Увиделись со всеми, долго горевали, и мне представилось яснее то огромное горе, которое пережили наши еще малые ребята. Оно было непосильным для их возраста и невыносимое по обстоятельствам жизни. Ведь они до ночи сидели у окна и ждали возвращения папы… А вместо этого услышали стук в дверь папиных сотрудников, сообщивших эту страшную весть… Тяжело было услышать и всё перенести и нашей маме. Но она как-то собралась и стала вытягивать семью своими делами и добротой, характерной для неё. И в это трудное для семьи время находились люди, которым мама ранее помогала, и выручали, чем могли. Словом: «как аукнется…». Мои беды и переживания в Москве не шли в сравнение с тем, что выпало на долю младших братьев… Обратно в Москву, а потом в Кострому, мы возвращались вместе с Валерой, который только недавно освободился от долго нераспознанной болезни – малярии. Он переезжал в Кострому. Тем более, были планы, что и вся семья переедет туда. У Оли была уже своя квартира со всеми удобствами. Валера начал учиться в школе. А вскоре в Кострому переехала мама с Юрой и Славой. Посчастливилось Валере побывать в «Артеке», где он занимался в кружке «Основные классы военных кораблей». Там же изучил флажковый семафор и это пригодилось ему на практике. Позднее, уже в пионерском лагере под Костромой, ребята увидели, что по Волге движется караван: колесный буксир ведет баржу с пришвартованной к её борту подводной лодкой. И Валера, размахивая двумя пионерскими галстуками, вызвал моряков на связь. И моряки «написали», что делают переход лодки с завода-изготовителя на Северный флот и сообщили другие детали. В свою очередь, моряки спрашивали о жизни в лагере. Ребята долго бежали по берегу, сопровождая медленно ползущий караван. И не мог тогда Валера подумать, что приобщится к морю и будет иметь дело с подводными лодками… Об этом я прочла в газете Обнинска №18 «Час пик» от 27.08.14 г., где были напечатаны его воспоминания «Небо, атом, море» в дни 60-летия со дня пуска первой в мире атомной станции в Обнинске, где Валерию довелось работать. После окончания 1-го курса института моя поездка в Тару была последней. А тогда, в 1946-ом году, когда я уезжала в Москву учиться, и подумать не могла, что через 35 дней после моего отъезда не станет папы и что я его больше не увижу… Позднее, вспоминая папу, мы все сожалели, что не успели создать ему нормальную, хорошую жизнь, которой он очень заслуживал, что не дожил до «светлых дней» и не увидел взрослыми своих любимых сыновей… И не знал он, что учиться и получать достойное образование всем нам потом помогали наши старшие сестры и близкие родные. И эта традиция сохраняется и сейчас при необходимости. «Большие сборы» всех родных, обычно проходившие в Москве при отменной организации их нашей мамой, проводились по знатным событиям и датам. Начались они с празднования 85-летия мамы на радостях после ее выздоровления. В этот день к нам на торжество приходила корреспондент от «Вечерней Москвы», которая позднее опубликовала свою статью о нашем «большом вселенском сборе». По-видимому, ей стало известно о нашем мероприятии от сотрудников Центрального музея революции, в котором наша Оля в то время работала заместителем директора по научной работе. Собирались мы еще не раз в Москве и в Калуге и на дачах под Калугой. Сейчас тоже назрело желание всем встретиться, но мы уже далеко не те по силам и здоровью (особенно я!), да и много трудностей на этом пути… А очень хотелось бы. В заключение хочу сказать, что когда я начинала писать «Слово о нашем папе», не думала, что оно получится столь кратким, и написано очень много обо мне самой… Видимо, почти 70-летний период, когда я виделась в последний раз с ним, многое унес из памяти, да и нет уже рядом старших сестер, которые могли бы подсказать, передать свои воспоминания о нашем папе. Ведь они знали его еще молодым и время тогда было мирное… Но что получилось, то получилось… Другого написать не смогла. Главное, что все мы помним, что у нашего папы была большая любовь к нам, своим детям, и бесконечное старание обеспечить им нормальную жизнь в то нелегкое время, чтобы мы учились, получили достойное образование и были хорошими людьми. И, дерзкая в те годы, особенно для сибиряков, мечта, чтобы все дети получили высшее образование, сбылась. А он, сам себе во всем отказывая, не щадя сил, трудился, чтобы обеспечить большую семью, что, видимо, и подорвало его здоровье… Дорогой папа, мы помним тебя, твои заботы о нас, бесконечно тебе благодарны и будем помнить тебя всегда… А еще знайте, папа, дедушка, прадедушка, что если говорить вместе о Ваших с мамой детях, одиннадцати внуках (среди которых есть братья тройняшки), девяти правнуках, то среди них можно назвать специалистов разных направлений деятельности: и крупных партийных работников, заместителя мэра города Костромы, побывавшей с ответным визитом в графстве Дарон Великобритании, директора крупного образовательного учреждения – техникума пищевой промышленности города Калуги, руководителей и сотрудников научных, учебных, медицинских учреждений, преподавателей технических ВУЗов, гимназий, школ, филолога, физиков, конструкторов, химиков-технологов, работников атомной промышленности, предпринимателей, экономистов, программистов, сотрудников банков, а также студентку Московской консерватории имени Чайковского по классу скрипки и др. Среди этого длинного перечня профессий есть и ученые: - кандидат экономических наук; - кандидат географических наук (в настоящее время в составе научной шестимесячной экспедиции находится на Южном полюсе Земли); - инженер-физик, специалист в области ядерных энергетических установок с жидкометаллическим теплоносителем для подводных лодок (ПЛА), он же сотрудник ГНЦ РФ ФЭИ, осуществляющий научно-техническое сопровождение строительства и эксплуатации ПЛА (ученая степень не оформлялась); - и даже доктор физико-технических наук, заслуженный профессор. И еще, папа: Ваш тезка, правнук Кондратик, состоящий в детской хоккейной команде «Олимп» города Обнинска, ученик 2-го класса школы, является участником отечественных и международных турниров среди детских хоккейных команд. Вот такова, довольно «весомая» генеалогическая «веточка» получилась у Вас с мамой… Значит, всё было не зря! Светлая Вам память! Ваша дочь Нина.
P.S. При написании этого воспоминания о нашем папе, я ориентировалась на поисковые материалы, собранные ранее при составлении «Генеалогической ветви» нашей семьи Ольгой Кондратьевной и Андреем Владиславовичем Сазоновыми. Волгоград 2015 год |
Комментарии (0) | |