В декабре в Омском государственном историко-краеведческом музее открылась выставка «…Идти ставить города вверх Иртыша на Тару реку» – археологическая летопись». Она посвящена 10-летию археологических изысканий в городе Таре. О результатах проведенных экспедиций и перспективах дальнейших исследований мы беседуем с «виновником» этого мероприятия заведующим сектором археологии Омского филиала Института археологии и этнографии СО РАН Сергеем Татауровым.
– Сергей Филиппович, Вам не раз приходилось слышать упреки, почему находки передаете не в Тарский музей?
– В Омске проживает немало тарчан, тех же студентов, для которых, кстати, вход в музей бесплатный. Теперь и у них есть возможность познакомиться с нашими находками. Очень жаль, что на открытии выставки делегация из Тары была слишком малочисленной. Надеюсь, что уже в 2018 году эти экспонаты в какой-то мере вернутся туда, где были найдены, в виде этой самой выставки. Однако самое главное, за что отвечает музей, – это сохранность предметов. К сожалению, в Таре пока с этим проблемы. В музее нет хранилища: дерево и ткани там просто сгниют. Некоторые находки, переданные в прошлые годы, почти утрачены. Кроме того, нет паспортизации этих вещей с занесением в международные каталоги, в частности в Комплексную автоматизированную музейную информационную систему, или КАМИС, своего рода реестр содержимого фондов музея. И все же я передаю Таре находки каждый год. Их там уже больше тысячи, но паспорта есть лишь на несколько десятков предметов. А коллекция без паспорта – это значит, что любой экспонат может исчезнуть, и никто не будет нести ответственность. Тарский музей требует к себе более серьезного отношения.
– Наверное, важен еще тот факт, что Омск – областной центр и миллионный город. Если бы такая выставка появилась в Москве, для Тары был бы тоже плюс?
– Безусловно. Кстати, часть экспонатов побывала в Новосибирске, в Ханты-Мансийске. На открытии была делегация из Томска и обсуждалась возможность показа этой выставки в их городе. Есть к ней интерес в Тюмени.
– Давайте вспомним 2007 год, когда Вы еще не были близко знакомы с культурным слоем Тары, еще только обсуждался поиск фундамента Никольского собора, с которого все началось. Ожидали ли Вы такой интерес к тарским находкам со стороны иногородних коллег? Чем он обусловлен?
– Приятной неожиданность стала прекрасная сохранность предметов, не истлевших в земле за века, благодаря толстому слою навоза от многочисленных лошадей на Базарной площади. Сейчас наша задача – включение находок в мировой научный контекст. Наши материалы востребованы. Дело в том, что найденные в Таре артефакты, причем как вещи, так и деревянная архитектура, – это как бы слепок культурных процессов, происходивших в Европейской России на 2-3 века раньше, чем здесь. Например, многое принесли сюда с севера поморы или архангелогородцы, которые сами запаздывали по отношению к московским землям. Там вещи вышли из употребления, а в Сибири еще нет. Там – смена государственности и культурная революция, хлынувший поток европейских товаров, а здесь – время словно остановилось. Неслучайно тарчане в XVIII веке давали отпор указу Петра I о престолонаследии… С другой стороны, мы находим курительные трубки допетровского времени. Здесь курили, а там еще не знали, что такое табак, хотя это слово нужно брать в кавычки: тут свои смеси были, но тем не менее. У нас раньше начали пить чай, носить валяную обувь, из войлока… Однако в Европе уже забыли, что такое деревянная посуда, как тот набор ковшей в экспозиции, а сибиряки продолжали и в XIX веке пить из них квас или брагу. В то же время Сибирь не была оторвана от мира. Сюда завозили товары как с Запада – Ирбитской, Макарьевской ярмарок, так и с Востока – Китая и Средней Азии. Костюмы шили здесь, о чем говорит европейская ткань, к которой пришита азиатская, тот же шелк. Тара как торговый город свои позиции сохраняла долго, была, так сказать, сибирским Парижем, а значит, здесь жили свои модницы. Кто-то же носил найденные в раскопе европейские туфельки на 7-сантиметровом каблуке!
– Кто бы подумал, что осколки посуды, железяки или лоскутки, которые тарчане находят в своих огородах, способны так много рассказать о нашем прошлом. А чего найти пока не удалось?
– Клад не могу найти. В Таре я уже 10 лет почти каждый день слушаю от местных жителей рассказы о кладах. Но ни одного пока не нашел. Заначку находил. В том году в раскопе, в избе, нашли сучок, а в отверстие, откуда он выпал, была засунута мелочь – монеты середины XIX века. Таким образом, вытаскивая и вставляя на место сучок, мужчина (женщины до такого не додумаются) накопил в бревне 35 копеек, чтобы, скорее всего, в шинок сходить. Этого хватило бы на два штофа с закуской… Хотелось бы найти икону, хотя, конечно, лики сохраняются плохо. Но мы и не копали серьезно храмовые комплексы, за исключением шурфовки возле Спасской церкви. Хочется исследовать богатую купеческую усадьбу второй половины XVIII или XIX века. Ну да, пушку еще не нашли, хотя находки прошлого года говорят, что она где-то рядом. Если бы я сказал, что нашли все, зачем тогда дальше копать? Всегда должно быть ожидание чего-то особенного, иначе надо завязывать со своей профессией.
– Каждый год на все свои «тарские планы» археологам не хватает времени. Тем не менее, перелопачиваются сотни тонн грунта. Чувство удовлетворенности от объема выполненных работ все-таки есть?
– Сделать можно было гораздо больше. Я максималист. Тару копаем не только для того, чтобы написать десяток научных статей и снова все закопать. Найденные постройки должны стать музейным комплексом, а фундаменты разрушенных храмов – достопримечательностями. В этом плане я недоволен собой, потому что не хватило энергии или усердия. Я недоволен той научной продукцией, которая в настоящий момент есть, хотя мы и выпустили три монографии, посвященные Таре, и целую серию статей, но наши материалы лишь сейчас становятся доступными для мировой общественности. Я мечтаю о комплексных исследованиях и считаю, что мало сделано по этнографии. До сих пор не взялись как следует за Бухарскую слободу, своего рода город в городе, и усадьбу Айтыкиных. Сейчас, благодаря сотрудничеству с геофизиками, мы смогли без раскопок установить точные границы Никольского собора. Точно так же, просканировав с помощью наземной техники либо квадрокоптеров Юбилейную площадь, есть возможность найти остатки Пятницкой церкви или у винных складов – подземный ход и куда он ведет. Но все упирается в финансы.
– Наверное, безденежье – основная причина всех недоделов и недовольств?
– К сожалению, достойного финансирования не было ни один год. Академия наук переживает не лучшие времена. Район и город могли выделить лишь минимум средств, хотя, честно сказать, и большой заинтересованности в археологии у них не было. Органы областного уровня вообще не считали нужным финансировать тарские работы. Однако раскопки – это даже не половина, это четверть научных изысканий, которые проводятся для Тары. Деньги нужны для архивных исследований – их я не прошу ни у района, ни у города. Необходимы средства на реставрацию, и нам приходится просить о помощи ОГИК музей. Прекрасный пример – кожаные голицы для соколиной охоты в представленной экспозиции. После реставрации стал виден орнамент, который скопирован художником на лист бумаги. Или торговые печати: одно дело – посмотреть на них невооруженным глазом либо через лупу, другое – отдать эксперту, который при помощи специальной техники их прочитает.
– В музейный комплекс на месте раскопа, несмотря на его включение в план подготовки к 425-летию Тары, никто не верит. Вы – неисправимый оптимист?
– Сейчас идет речь о том, какое место Тара займет в региональной политике Омска и области. В имидже региона присутствует и культурно-рекреационная составляющая. А она у нас в том же состоянии, что и туризм. Но есть шанс получить федеральную программу развития. Позиционировать себя как туристический центр, как Тобольск. Я недавно был в Енисейске, который освоил два миллиарда рублей на сохранение своего наследия. Можно только позавидовать. Но и Тара на такую сумму не только может, но и должна претендовать: ее памятники в крайне печальном состоянии. Я каждый год наблюдаю: там обрушился карниз, там – угол… Или вообще что-то снесли. А деревянные дома – они уходят один за другим. Если это не остановить, Тару ждет судьба Омска, где деревянное зодчество скоро полностью исчезнет. И не людей нужно заставлять жить в таких домах, а превращать их в музеи. Сложно представить Тару индустриальным центром, у нее иного пути развития нет, кроме как стать городом-музеем с развитой инфраструктурой для туризма. Археология – это хорошо, но проблему исторического наследия Тары нужно решать комплексно.
– Однако, чтобы в такую программу войти, тоже нужны деньги. Например, как только посчитали, во сколько обойдется возвращение Таре статуса исторического города, разговоры об этом сразу прекратились…
– Москва сейчас говорит: готовьте документы – будем рассматривать, и мы над этим работаем – оформляем исторический центр и места снесенных храмов как археологические памятники. Они – федерального значения, а это основание для выделения средств на их сохранение и дальнейшее использование. Не имела бы Спасская церковь такого статуса, не выделил бы федеральный бюджет на ее реставрацию более 100 миллионов. Для Тары это серьезные деньги. Как только мы свою программу сверстаем, появится шанс получить финансирование. Многое будет зависеть от успешного лоббирования. И здесь нас пока поддерживают и депутаты Госдумы, и все областные власти.
– Сергей Филиппович, не раз по завершении экспедиции и в процессе подготовки новой от Вас приходилось слышать, что приезжали в Тару последний раз. Но, к счастью, Вы нас обманывали. В наступившем году тарчанам ждать археологов?
– Очень хочется приехать! Сейчас у нас очередной виток в плане привлечения ресурсов и финансовых, и научных. Особый интерес к Таре появился у Института археологии и этнографии СО РАН и Томского госуниверситета. Возобновились контакты с мексиканцами, и они снова готовы приехать на Тарскую землю. Есть договоренности с польскими университетами городов Торуни и Кракова. Я уверен, что будут новые экспедиции и новые находки.
Фото: Сергей Алферов / Тарское Прииртышье Источник
|
